I
Солнце — вот источник, дарующий нежность,
На твердь низвергает новой жизни свежесть;
Если лечь на лугу ничком ранней весной,
То поймешь, что земля достигла половой
Зрелости, кровь ее, вздымается чрево,
Оно суть любовь как Бог и плоть как дева,
Пронзена лучами света, в страсти сочась,
Заключает в себе множество всех начал!
И все стремится вверх!
— Венера, Богиня!
Я сожалею, что Век Юности минул,
Век диких сатиров, век, когда фавн, злодей,
От вожделения евший кору ветвей,
Целовался с Нимфой в ненюфарах,
Я сожалею, что больше в жилах Пана
Не течет сок мира, красная кровь дерев,
И весь круг земной он, в зеленое одев,
Не заставит греметь в ритм своим копытам,
Не поднесет свирель к устам приоткрытым,
Чтоб небо огласил великий гимн любви,
Больше не ответит Природа издали
Ему, игравшему среди поляны,
Ни безгласный лес, ни твердь, ни океаны,
Раскачиваясь в едином порыве, вновь и вновь,
Живое больше не боготворит Любовь!
Я сожалею, что ушли дни Кибелы
О двух рядах грудей, прекрасной, дебелой,
В медной колеснице она спускалась с гор
К людям в города и орошала простор
Чистейшим потоком бесконечной жизни.
Счастлив Человек! Ее вымя брызжет,
И тот, как малое дитя, пьет из сосков…
— Он силен и кроток, и не знает грехов.
Прискорбно! Теперь он говорит: «Я знаю
Суть вещей», — глаза и уши закрывая.
— Надо больше богов! Человек будет Бог!
А Любовь — вот она, Вера! О, если б мог
Он пить из твоего великого тела,
Праматерь всех богов и людей, Кибела;
Без Астарты этот мир разве будет полн,
Без той, что некогда вышла из синих волн
В ароматах моря на цветущем теле,
Явила миру свой пупок в белой пене,
С торжеством в глубоких глазах она, любя,
Заставит петь сердца и в роще соловья!
II
Верую, верую в тебя, Афродита,
Морская богиня! — В жизнь тоска пролита,
С тех пор как другой Бог нас приучил к кресту,
Плоть, Цветок и Мрамор, Венера, их я чту!
— Да, человек уныл, погряз в скверне прочно,
Носит одежду, чтоб скрыть свою порочность,
Поскольку замарал божественный свой лик,
Былой олимпиец, что ж ты челом поник,
Как истукан в огне, сгорел на работе!
Жизнь после смерти — вот что тебя заботит,
Даже если станешь ходячий бледный труп,
Но в плане изъян — ты забыл про красоту!
А Женщина — ей не свойственна стыдливость,
Мужчины прах земной в ней обожествили,
С тем чтобы, становясь на высоту любви,
Душа к прекрасному тянулась от земли, —
Теперь Женщина не способна стать шлюхой!
Даже имя твое — смешное для слуха,
Венера, болезней оно подцепило срам.
III
О, как нам вернуться к минувшим временам!
— Занавес! Человек отыграл все роли,
Но настанет день, он сбросит груз неволи,
Он свергнет идолов, которым нет числа,
И, сам жилец небес, изучит небеса!
Всепобеждающий Разум замкнут в глине
Плоти, восстанет он — предрассудки сгинут,
Он устремится ввысь и озарит чело!
Тогда от него не ускользнет ничего,
Ни один из старых видов угнетенья,
Ты решишь даровать ему Искупленье!
Ты выйдешь на берег из глубины морей,
Блестящая, разлив сиянье от кудрей,
Бескрайнюю любовь неся всему миру,
Этот мир заставит дрожать, словно лиру,
Твой неизмеримый, один твой поцелуй!
— Мир, ты жаждал любви? Она пришла, ликуй!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Человек воспрянул, свободный и гордый,
Вот уже первый луч красоты природной
Нудит бога в храме плоти продрать глаза!
Счастливый и бледный — он столько видел зла —
Человек хочет все изучить, и Разум,
Загнанная лошадь, рванет с места разом,
Он даст ответы на вопрос «Почему?»,
Пусть, пусть он резвится, ему все по плечу!
— Почему синие небеса безмолвны?
Почему золотых звезд на них так много?
А если взлететь к ним, увидеть можно что?
Пастуха и миров несметное число,
Несущихся в черном ужасе пустыни?
И голосом своим, словами простыми
Тот наставляет, но направит ли их бег?
— И может ли тогда веровать Человек?
Может, голос мысли не больше, чем эхо?
И если человек скороспел, а веха
Жизни так коротка, тогда откуда он?
Со дна горнила, где слиплось все — Эмбрион,
Микроб и Зачаток, чтобы Мать-Природа
Выдернула его в качестве приплода
И чтоб он дальше жил как роза или злак?
Об этом что-то знать мы не можем никак.
Родившихся втуне из женского створа
Гнетет невежество, узость кругозора,
Разум ограничен, он не даст нам постичь
Истину, мы хотим познать — сомненья бич,
Хмурая птица, бьет своими крылами…
— И горизонт от нас вдаль бежит упрямо!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Открыты небеса! Не будет больше тайн —
Человек, среди Природы твердо встань,
Скрестив руки, забей место в ней навеки.
Ты поёшь… И следом лес поет, и реки —
Ликующую песнь навстречу дню, без слов!
Это Искупленье! Это любовь! Любовь!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
IV
Торжество плоти! Величие мига:
На заре победно идет Каллипига;
Боги и герои припадают к ногам;
Кругом блещут розы, подобные снегам,
И там, где ступает прекрасное тело,
Распускается цвет, расцветают девы!
— Ариадна сдержать рыданья не вольна,
Видя, как уносит от нее по волнам
Парус слепяще бел корабля Тесея.
О, дитя, утешься! Вот кортеж Лисея,
На колеснице он — охочие до игр
С ним рядом пантера и похотливый тигр, —
Украшен лозами, обагряет соком
На своем пути вдоль синих рек осоку.
— Зевс в образе Тельца качает, как дитя,
Нагую Европу, он, по морю летя,
Шеей с нежной ношей разбивает волны,
Кидает мутные взоры вместо молний
На нее; зардевшись, та тянется к нему,
Она обмирает, получив поцелуй
От божества; вокруг них клокочет море,
Золотая пена на деве и на воре!
— В зарослях лотоса и олеандра, глядь,
Лебедь в пылу любви вод разрезает гладь,
Он белизною крыл привлекает Леду.
— Между тем Киприда празднует победу,
Округлые формы, походка от бедра,
Выставляет вперед грудь, чем она горда,
Ее белый живот снабжен черным пухом.
— Геракл, сильный телом и могучий духом,
На мощные чресла накинул шкуру льва,
Устремляется вдаль и хмурится едва!
Луна расточает неверные тени,
Нагая Дриада средь темных растений
Стоит задумчива, потоком синих вод
Ложатся волосы, с тайною надеждой
Она бросает взгляд в безмолвный небосвод…
— Робкая Селена роняет одежды
К своим ногам, но спит ее Эндимион,
Луч света на устах не замечает он…
— Вот родник рыдает, заходясь в экстазе,
Это Нимфа, она, опершись о вазу,
Поет о юноше бледном, он утонул.
Ночью шелест листьев, ветер любви подул,
В священных рощах мрак сгущается, строги
Вековые дубы, и слушают Боги,
Пока на мраморных лбах вьет гнездо снегирь,
Что скажут Человек и необъятный Мир.
Перевод с французского Илья Блажнов